В чем заключается задача переводчика и почему
Говоря о задании переводчика, мне бы хотелось вспомнить как и Антуану Берману в своем "Опыте вхождения в иностранный язык", о желании переводить. Подобное желание стоит выше размышлений касательно пользы и необходимости. От жизненной необходимости никуда не убежать. Если Вы коммерсант, путешественник, дипломат или скажем, шпион, то Вам не обойтись без услуг переводчика. Что же касается полезности или бесполезности, то и они очевидны: много кто не теряет время, пользуясь уже готовыми переводами, вместо того чтоб изучать иностранный язык. Именно таким образом, наконец, стали доступны произведения греческих авторов, Платона, Шекспира, Сервантеса, Петрарки, Данте, Гете, Шиллера, Толстого и Достоевского. Что руководит переводчиком? Необходимость, выгода...? Допустим. Впрочем, намного более упорно, глубоко, таинственно - желание переводить. Этим чувством вдохновлялись немецкие мыслители, великий классиг Гете, уже упмянутый фон Гумбольд, затем романтики - Новалис и братья Шлегели, Шлейермахер (переводчик Платона, не будем забывать об этом) - и так вплоть до Гельдерлина, переводчика трагедий Софокла, и, наконец то, Вальтера Беньямина, последователя Гельдерлина. Но всем им предшевствовал Лютер, переводчик Библии, - Лютер, с его настойчивой мечтой наполнить Библию немецким духом, вырвав ее из плена латинского перевода Святого Жерома.
Чего ждали эти фанатики перевода от воплощения своей мечты? Того, что один из них называл расширением горизонтов своего собственного языка; и еще того, что все вместе они называли образованием (Bildung), то есть одновременно и формированием себя, самообразованием; но в качестве бесплатного дополнения, если так можно сказать, они также заново открывали для себя свой родной язык и его неиспользованные ресурсы. Гельдерлин говорил: "Все родное следует изучать точно также как и иностранное".
Но в таком случае, почему это пристрастие к переводу должно затмеваться вышеописанной дилеммой соответствия / несоответствия оригиналу? А все потому, что не существует абсолютного критерия качественного перевода. Ведь мы не можем сопоставить оригинал и перевод с третим текстом - носителем тождественного значения, которое должно быть перенесено с оригинала в текст перевода. Отсюда парадокс, который накладывается на уже известную дилемму: хороший перевод может и должен стремиться только к относительному соответствию оригиналу, поскольку из-за отсутствия своего четкого "эквивалента", это соответствие никак не может быть полностью найдено и обосновано. Его можна только искать, приближаться к нему неутомимым трудом, верить, что цель практически достигнута. А единственно возможная критика чужого перевода (которая, впрочем, нам всегда доступна) заключается в том, чтоб предложить свой перевод, настолько же сомнительный в своей удачливости, но вроде бы лучший, чем остальные. И это как раз то, чем постоянно занимаются профессиональные переводчики. Все великие произведения мировой культуры известны нам, в основном, в повторяемых переводах, которые, в свою очередь, не могут считаться непревзойденными. Это относится к переводам Библии, Гомера, Шекспира, всех вышеупомынутых авторов, а также философов от Платона до Ницше и Хайдеггера.
И так, обложившись "улучшенными" переводами со всех сторон, можем ли мы считать себя более подготовленными к решению проблемы соответствия/несоответствия оригиналу? Ни коим образом. Любая наша попытка сблизить иностранный язык со своим родным языком, связана с риском, который превращает этот процесс в изнурительное испытание; это наша бесконечная плата за наше желание переводить. Франц Розенцвейг, которого наш коллега Ханс-Кристоф Аскани называет "свидетелем перевода" изобразил работу над переводом в качестве парадокса. "Переводить, - говорит он, - означает служить одночасно двум господам: с одной стороны - иностранному языку в его "иностранности", а с другой - читателю, в его желании присваивать". Впрочем, еще задолго до него Шлейермахер разложил парадокс на две фразы: "привести читателя к автору" и "привести автора к читателю". Я же со своей стороны рискнула предложить для этой ситуации выражение из словаря Фрейда, который по отношению к воспоминаниям говорил: необходимо уметь скорбить и прощаться с воспоминаниями.
Во время работы переводчику часто приходится преодолевать личные страхи; впрочем иногда они могут принять форму ненависти к иностранному языку, который воспринимается как угроза для языковой самобытности самого переводчика. Но кроме этого, в работе над переводом есть и своя глубокая скорбь, поскольку "идеальный" перевод недосягаем и переводчик в какой-то момент должен отказаться от воплощения своего идеала. А между тем, именно этот идеал его привлекал и делал работу счастливой. Гельдерлину важно было смириться с крахом своей амбициозной мечты, которая ему являлась как слияние греческой и немецкой поэзии в надпоэзию, в которой не было бы разницы между идиомами. И вот, недосягаемый идеал стал источником страданий для своего автора. И кто знает, возможно, именно это стремление к "безупречному переводу", питает, в конце концов, ностальгию по праязыку или желание "укротить язык", решив языковой вопрос путем создания универсального языка? Откинуть мечту об "идеальном переводе" означает признать, что граница между родным и иностранным все же непреодолима. Таким образом, не остается ничего другого, кроме как попробовать войти в чужой язык и испытать себя в контакте с иностранным.