Соотношение мысли и языка, духа и буквы
Статьи, опубликованные ранее, порождают множество вопросов касательно того, как соотносятся между собой мысль и язык, дух и буква. И всегда возникает один и тот же вопрос: что следует переводить - содержание или слова? Все трудности перевода, связанные с процессом самоосмысления языка, что и подтолкнуло Стейнера сказать: "Понять - означает перевести".
И вот я подхожу к размышлению о том, что для Стейнера самое дорогое. Впрочем, предмет этого размышления рискует поломать наши планы и отвести нас в другую сторону от "стремления проникнуть в иностранный язык". Стейнеру нравиться исследовать такие использования слов, когда речь идет о чем-то другом, а не об истинном положении вещей или реальность. Речь идет не только о лжи или сокрытии правды, а и о том, что можно классифицировать как возможное, условное, желанное, гипотетическое, утопическое. Просто крыша едет - по другому и не скажешь - как можно манипулировать языком. Можно сказать одно и то же, но разными способами; можно размышлять о воображаемом, а не о том, что на самом деле. Платон вспоминал также софистические построения, и его удивлению не было предела.
Но дело даже не в софистике, поскольку в ней главная причина наших трудностей. Главное, что мешает нам перейти границу иностранного языка - это его природная необходимость делать из себя тайну, загадку, его склонность к разнообразным хитростям, его жажда к замкнутости, заносчивости, и наконец - антикоммукативности.
Стейнер очень увлекается изучением этих свойств языка из-за чего я практически считаю его экстремистом. Действительно, любовь к крайностям отводит его от обычного представления о языке как инструмента общения, и наконец - его толкования оказываются противопоставлены друг другу. Формула "понять - означает перевости" оказывается замкнутой на самой себе и ы снова сталкиваемся нос к носу с проблемой непереводимости текста. А между тем, нам уже показалось, что мы отошли от этой безысходности. предложив критерий соответствия / несоответствия перевода своему оригиналу. Мы можем вернуться на этот путь, поскольку нами все еще руководит страстное желание достигнуть искомого соответствия оригиналу. Но соответствия кому и чему мы достигаем? Соответствия языку, который открывает нам свои тайны наперекор своей склонности сохранять эти тайны? Переводчик верен себе и больше никому. Истиной является то, что великая поэзия Поля Селан практически непереводима: она граничит с тем, чему нет выражения и названия родным языком. И тем сложнее задание найти необходимые слова, когда эти стихи звучат с другого языкового простора.
Чем завершить эту серию крутых виражей? Я, признаюсь, в отчаянии. С одной стороны, мне, конечно же, приятно думать, что двери, которые ведут в мир иностранного, всегда открыты и что в них всегда можно войти. И все же шокирует тот факт, что несмотря на все разнообразия людей и языков, которыми оно говорит, перевод с языка на язык всегда возможен. Кроме того, не накопив собственного опыта вхождения в иностранный язык, смогли бы мы увидеть родной язык глазами иностранца? И наконец, не будь у нас этого накопленного опыта не угрожала бы нам горькая судьба замкнуться в собственном монологе, оставшись наедине со своими книгами? Так что, честь и слава языковому гостеприимству!
Однако, я четко вижу и противоположную сторону проблемы - работу языка над собой. Разве не в ней спрятана вся причина трудностей, связанных с переводом? Но если бы мы не касались этой сферы невыразительного, которая нас волнует, то откуда бы мы знали, что такое непереводимая тайна языка? Но в лучшие минуты любви или дружбы, ценили бы мы молчаливую сдержанность, которая и в момент близости помогает сохранить драгоценную дистанцию?
Да, действительно, существует два пути, которые ведут к решению проблемы перевода.